Муха.

[AlexFonShark]

Название: Муха.
Автор:  Tae Guk Gi .
Бетинг: нет.
Фендом: YG Entertainment: BIG BANG
Пейринг: GD|T.O.P.
Рейтинг: G
Жанр: RPF.
Размер: mini.
Состояние: закончен.
Размещение: скажите мне.
Дисклеймер: некомм.
Предупреждение: AU, RPS, недо-UST
От автора:
Автор давно не писал, поэтому хочет всех и сразу, но у него это пока не получается.
А еще автор не может писать "много", поэтому пишет мало.

Работать с ним - одно удовольствие. Он невозмутимый, исполнительный, уверенный в себе и в том, что делает. Все наши совместные работы ценятся и, конечно, хорошо оплачиваются.
Ненавижу его.
Терплю, как только могу.
За его невозмутимость, исполнительность и уверенность. На корпоративах он весь вечер сидит за столом, почти ничего не ест, немного пьёт и на попытки вытащить его на веселье, реагирует застенчивой - сука! - улыбкой. Застенчивой. Улыбкой. Здоровенный амбал "семь-на-восемь-восемь-на-семь". Улыбкой реагирует. Бесит, как же он меня бесит.
Иногда вот едем в метро, а он стоит надо мной, закрывает меня от толпы широченной спиной, и смотрит так... черными глазищами - они как проруби в студёной воде. Я не знаю куда деться, под сиденья залезть хочется, вот как смотрит. Я себя мальчишкой рядом с ним чувствую, даром что он старше всего на год, да и работаю я дольше и знаю больше.
Или молчит - слова не вытянешь. Поехали в командировку на Байкал, так он всю дорогу просидел за рулём, представляете, молча! Это неделю-то туда и еще столько же обратно! Я извелся весь. Шилом изошёлся, задницу отсидел, вспомнил все анекдоты, что знал, все истории смешные и просто интересные. А он только улыбочку котячью давит еле-еле, да молчит. Ну, не совсем молчит, это я загнул, конечно, но фразы: "В туалет не хочешь? Спать в гостинице или в машине будем? МакДоналдс, остановимся?" - я за разговор не считаю.
И еще он, сука, заботливый.
Проснешься утром после пьянки, а на столе - минералка или рассольчик там. И с кухни жратвой не пахнет, хотя Шкаф по утрам ест даже с лютого бодунища. Живем вместе уже почти два года, а мне ни разу не понадобилось ни готовить, ни убираться в квартире. Я, конечно, предлагал нанять уборщицу, но он наотрез отказался: не хочет чужих людей дома, фифа. И ведь убирается! Носки мои вонючие из-под кровати вытаскивает и в стиралку заталкивает. И не только носки - у меня под кроватью чего только нет: и тарелки, и кружки, и черновики, и билеты ТАТ или на метро - все выволакивает и разбирает. Раз в неделю, как по расписанию.
Но принципиально не заходит ко мне в комнату, если у меня ночью девушка была. На презервативы, наверное, не хочет натыкаться или еще что.
Бабы мои от него в восторге. Одна даже просилась пожить со мной: сосед, дескать, у меня классный. Жрать готовит, убирается, молчит. Я ей предложил либо с ним жить, либо выметаться. Бесит.
А что я про него, да про него - заболел он. Третью неделю в квартире срачевник и мухи над раковиной. Я вчера даже постирал все сам: раньше меня хватало только на то, чтобы затолкать трусы в машинку.
Стою вот на балконе, курю, сбрасываю пепел вниз, на химию матершинницы с четвертого этажа. И думаю про него. У нас ведь проект завис, да еще какой! Надо месяц горбатиться, а до срока сдачи неделя осталась. Можно, конечно, самому всё сделать, да и по деньгам очень классно выйдет, потому что не придется делить на двоих, но...
Я честно садился за чертежки. Открывал "Кад", щелкал мышкой, что-то рисовал - вон, у меня весь пол бумагой завален. Работа кипит, мать вашу! Начальник приезжал, эскизы смотрел, радовался, что я без Шкафа не унываю, спрашивал, ездил я к нему в больницу и как у него дела. Я ему мама, что ли? И что я там забыл, фрукты ему переть?
Стою курю, а на улице рассветает. Тётка с четвертого этажа докурила, пошла дочь в школу поднимать: не понимаю я таких матерей. На ребенка - и матом, особенно с утра.
Курю уже третью сигарету. Не мою - Шкафовскую, в тумбочке стола нашел. Они у него крепкие, под кофе было бы отлично и вкусно, но кофе варить самому лень. В комнате у него пусто: на балкон надо идти через неё, и я привык к его туше на кровати. Или за столом. Или иногда он сидит на полу, поставив ноут на табурет рядом и жрет что-нибудь, вишню, например. И мне надо либо обходить его, либо перешагивать через его длиннющие ноги, чтобы пройти покурить.
Я ночь не спал, бродил по пустой квартире, не знал, куда приткнуться. Задымил кухню, три раза бегал за пивом, чтобы под фильмец. Когда захмелел, пошёл по Шкафовским вещам шариться. Интересно же, понимаете. Шмотки по полочкам разложены - у меня мама, насколько аккуратистка, даже у неё такого порядка не было. На столе ноутбук. Молчаливый, запароленный. Знаете, какой у него пароль? "Муха" - он сам мне как-то говорил. На жестком диске у него сериалы, я аж не поверил! Про вампиров, мать вашу. Я стянул ноут со стола, уселся на пол, взял пиво - и серии четыре за один присест сожрал. Только потом заметил, что за окном уже не темно, вышел курить - а тут эта химия внизу торчит с балкона, по тротуару народ к метро бежит. А я курю и думаю о Шкафе и о том, что у него есть папка "Не смотрел", и папка "Уже". И что вот этот сериал про вампиров у него частично в одной папке, частично - в другой. Я еле начало нашёл.
Я выбрасываю бычок, собираю ноут: мышку там, зарядку, - и иду одеваться.
В больнице пахнет пылью, она висит шторами в световых провалах из окон. В регистратуре на меня смотрят как на больного: я припёрся в семь утра. Пожимаю плечами и сажусь на обтянутый коричневым драным дермантином стул, из которого торчит желтая дрянь, которой раньше утепляли окна. Достаю ноут и наушники. Через полторы серии меня трогают за плечо: иди, мол, процедуры закончились, все на завтраке, там Цоя своего найдешь.
"Цоя" я, может, в столовке и найду, но я сначала долго плутаю по коридорам и лестничным пролётам. Натыкаюсь на стеклянную закрытую дверь, через которую видно столы и пижамные спины пациентов. Мнусь под дверью, но все-таки захожу. Шкаф сидит у окна и меланхолично поглощает какую-то дрянь, логически - манку, но она жесткими кусками прилипает к ложке. Он ест аккуратно, перебарывая брезгливость, но жрет, потому что надо. Бледный.
У меня в груди что-то сжимается. Я стою и смотрю на него, такой дибил в красной куртке и в кепке, с ноутом через плечо, в этой больничной пыли. Хочу развернуться и уйти, но не получается: Шкаф замечает меня, встаёт. Высокий такой, худой теперь, как вешалка, в каких-то спортивных штанах и мятой футболке. От него, наверное, пахнет хлоркой.
Мне становится дурно, и я уже в третий раз жалею о том, что припёрся в эту чертову больницу. Он сейчас будет молчать, а мне надо будет много говорить, чтобы забить тишину. Двигаться еще надо будет, руками махать, например.
- Привет, Шкаф, - я сглатываю. Он выбирается из-за стола, подходит ко мне близко-близко и смотрит сверху вниз, как на наглую муху.
- Привет, давно не виделись - на корейский оборачиваются пациенты, смотрят заинтересованно. Он наклоняет голову на плечо и улыбается уголком рта, отчего проявляется его фирменная котячья носогубная складка. И я чувствую, что он не обижен, не держит зла. Почему-то протягивает руку и трогает меня за запястье. - Как у тебя дела?
Я удивленно вскидываюсь, но молчу - слова застряли где-то в горле, придавленные смешанным чувством вины и облегчения. Я рассматриваю его лицо и замечаю всё-всё: и сеть мелких трещинок на губах, и впавшие щеки. И синяки под глазами:
- Ты какого хрена не высыпаешься? - я игнорирую его вопрос, но ведь я пришел не о себе рассказывать. У меня была очень определенная цель. Думал, что отдам ноут этому сериальному маньячине и свалю спать. Может, все-таки надо было купить апельсинов или его любимую черешню - дорогую и здоровенную. Я представил, как он будет жрать её, забравшись с ногами на скрипящую высокую больничную койку, пачкаясь в соке, и губы у него будут синими, и эти пепельные трещинки закрасятся. Шкаф стоит и смотрит на меня черными глазами, и молчит, словно ждёт, пока я закончу представлять его и черешню с ним вместе, и койку и синюшные от ягод губы.
Потом говорит:
- Пойдем ко мне в палату, я там один сейчас: был сосед, но выписался недавно. Тоска смертная, но я хотя бы никому не мешаю светом по ночам.
- Каким, к черту, светом? - я не понимаю, но мы уже идем по коридору, и надо на всякий случай запоминать дорогу. Мы заходим в палату - и я понимаю, о чем он говорил. У него стол, а на столе - разодранная пачка А4, наполовину пустая.
Этот чертов сукин сын работал, представляете? С воспалением лёгких. В больнице. С температурой. Я подхожу и трогаю листы: они расчерчены и повреждены. Некоторые из них были смяты, а потом, видимо, старательно разглажены. Я смотрю на эскизы, и вижу то, чего мне не хватало. Я вижу наш с ним общий почерк: полуарки, вписанные в санузлы, придумали мы; и вот эти гаражные перекрытия - тоже. Эскизы немного нервные, отчасти самонадеянные.
В моей руке сразу же оказывается карандаш - и я начинаю править. Я забываю о ноуте, о кепке, о больнице, о пылевых занавесках и проклятой черешне. О бессонной ночи и двухнедельных потугах работать. Я правлю - а он стоит рядом и согласно молчит, чуть посапывая. Когда не соглашается, тогда трогает меня за руку и, взяв другой карандаш, помогает понять задумку.
- Я не могу работать без тебя.
Шкаф говорит это уже тогда, когда мы, довольные, собираем почти готовые чертежи в одну стопку. Я счастлив сейчас, хочу курить и есть. Куртку я давно уже снял, но мне все равно жарко: в окне над желтеющими ветками висит солнце, - я щурюсь на него и говорю почему-то жалобно:
- Я без тебя тоже не могу работать, Шкаф. Выздоравливай, а? Я тебе даже ноут принёс - у тебя там папка эта и вампиры какие-то. Увидел тебя, и подумал, что надо было припереть не хренов ноут, а фрукты: из-за сериалов ты вообще спать не будешь, да. Но эта работа, сам понимаешь...
- Я понимаю, - Шкаф берет меня за плечи и разворачивает к себе. И смотрит. И я смотрю на него. И думаю, что если мы сейчас не сделаем глупость, мы не сделаем её никогда. И думаю, что он меня бесит. А Шкаф просто чуть наклоняется и прижимается щекой к моей щеке, а от него пахнет гелем для бритья, а не хлоркой.
Потом мы смотрим долбанный сериал про долбанных вампиров вместе, забравшись на его койку с ногами - пока не приходит медсестра делать ему укол. Но я даю ей пятьсот рублей и остаюсь на ночь.
И, конечно, я сбегал в магазин, и у меня было пиво, а у Шкафа была черешня и проклятущие вонючие апельсины, которые, оказывается, он терпеть не может.